Библиотека не может быть суперпопулярной. Она может быть полезной.

30.05.2023

Вопросы задает Александр Никифоров, главный редактор ЛибИнформа, директор Образовательной системы Лань. 

Разве это кризис?

— Константин, насколько я помню, раньше вы назывались библиотечно-музейным комплексом, а теперь — просто библиотекой, даже без приставки «научная». Вы официально переименовались?  

— Да, с моей подачи. Еще когда я был заместителем директора, не мог понять, что значит это наименование, ведь музейная деятельность в нашем случае не являлась паритетной наравне с библиотечной. Мы развиваемся в другую сторону, поэтому оставили простое название — библиотека университета. Думаю, об этом мы еще отдельно поговорим.

— Обязательно. А начать предлагаю с темы, которую мы обсуждаем со всеми библиотечными руководителями в текущем цикле интервью — новые смыслы и задачи университетской библиотеки в современных условиях. На Ваш взгляд, с наступлением цифровой эпохи ее функция изменилась? И если да — это можно назвать проблемой, кризисом или даже угрозой? 

— Я не считаю, что специфические функции библиотеки в университете изменились. Как и прежде, это поддержка образования и поддержка исследований. Пока никаких глобальных изменений в системе высшего образования не произойдет, эти функции сохранятся. Меняются формы деятельности и способ доставки источников к читателю. И вот это уже влияет на то, как мы видим целевую аудиторию, на потенциальные способы измерения эффективности нашей деятельности и, может быть, даже на то, как мы себя воспринимаем. 

Самый очевидный пример здесь — цифровая революция, которая вдруг для всех стала заметной. Реально же она произошла в 1990-е годы, когда фактически началась массовая электронная доставка информации. Мы уже 30 лет с этим живем, так что, на мой взгляд, не стоит переоценивать революционность современных технологий, они с нами очень давно, но раньше, очевидно, были менее востребованы.

Информационные системы даже при низком уровне обеспеченности компьютерами в СССР были в Институте научной информации по общественным наукам уже в конце восьмидесятых годов. Были проекты, которые объединяли библиотечные системы стран, входящих в советский блок. Всё это существовало в качестве прототипа и не всегда работало, но надо учитывать, что в США подобные системы появились уже в 1950–1960-е годы, а мы только к концу века начали их осваивать. Так что, повторюсь, принципиально в части технологий в последнее время ничего не изменилось. 

Очевидно, есть те, кто этого не замечал, но это лишь говорит о том, что они усиленно смотрели ровно туда, куда им смотреть нравилось, и это нормально. Библиотеки — очень специализированные учреждения. В разных библиотеках — разные подходы к работе, разные целевые аудитории, и не стыдно говорить о том, что для кого-то из них только сейчас стало открытием, что доступ к источникам можно предоставлять через интернет. 

Наконец, даже если для кого-то эти технологии новые и многое меняют в работе, это вовсе не говорит о кризисе библиотек. Когда в городе закрывается какое-то кафе, никто же не говорит о кризисе общепита или о том, что кафе стали непопулярны у людей. Конкретное заведение по какой-то причине оказалось невостребованным, но появится другое кафе — и там всё будет иначе. То же самое в нашей отрасли. Когда одна библиотечная функция перестает быть актуальной, появляется другая форма работы, похожая на библиотечную, а зачастую таковой и становится. Разве это кризис? Это нормальная смена интересов целевых аудиторий. 

В конкретной ситуации с отдельной библиотекой еще можно говорить о каких-то кризисных явлениях, но не в целом про индустрию. Я считаю, что библиотеки никогда так хорошо не жили, как сейчас, и, уверен, дальше будут процветать. Никакой другой перспективы в экономике знаний я не вижу. Знания производят деньги, а значит, библиотека как организация, которая упорядочивает знания, не может не развиваться. Она будет принимать другие формы, становиться все более сложной, разнообразной институцией. Сейчас вообще удачное время для роста.

— Вы почти цитируете героиню другого нашего интервью — Светлану Тюкину, директора Интеллектуального центра — научной библиотеки имени Е. И. Овсянкина САФУ имени М. В. Ломоносова: «Ключевой задачей университетской библиотеки остается приумножение знаний, поэтому если она берет дополнительные функции, которые этому способствуют, то выполняет свою непосредственную работу». А что Вы думаете по поводу утраты библиотекой монополии на информационное обеспечение образовательного и научного процесса с появлением интернет-ресурсов? 

— Хоть это и существенно заостряет проблему, не стоит, на мой взгляд, преувеличивать монополию библиотеки на доступ к информации. Говоря о ней, мы транслируем советский опыт — довольно специфический: со спецхранами, с закрытыми ведомственными библиотеками, куда просто так было не попасть. Такие библиотеки казались труднодоступным храмом знаний, потому что за их пределами свободного доступа к научной информации у обывателей не было. Да и у профессионалов тоже. 

В 2006 году мне попалась в руки книга, переведенная с немецкого языка, с методическими рекомендациями аспирантам, как заказывать литературу через книжный магазин, как общаться с его библиографом, комплектатором. В Советском Союзе подобных рекомендаций не издавали, потому что таких возможностей у аспирантов не было. Это на Западе студенты ездили в другие страны, покупали там нужные книги, формировали свои специфические мини-библиотеки, свободно обменивались литературой друг с другом, с профессорами. У нас такое было невозможно. Так может быть, исключительного доступа к информации никогда и не было в наших библиотеках? 

Еще один фактор, который меня сильно волнует, — это тезис о том, что все больше знаний стало доступным. Как человек, который интересуется инфраструктурой открытого знания, могу сказать, что open education, open science, open data — это абсолютный тренд, этого сейчас очень много. Но при этом чем ниже степень коммерциализации этих проектов и чем больше степень доступности, тем более сложной и малопонятной инфраструктурой обрастают эти проекты. Есть множество массивов данных, для работы с которыми нужно устанавливать конкретную программу и плагины. 

То, что материала стало больше, не говорит о том, что он стал доступнее. Напротив: с ним стало намного сложнее работать. Библиотеки же знают, как и где искать нужные данные, и это потенциально повышает их ценность. Это раньше мы могли сказать читателю, что по его запросу у нас в фонде ничего нет, и тот уходил ни с чем. А сегодня мы, используя различные онлайн-инструменты, находим то, что нужно и тем самым удовлетворяем его информационную потребность.

— То есть тезис о том, что «в интернете всё есть», библиотеке не угроза? Информации действительно много, но в ней еще нужно уметь ориентироваться. 

— Этот тезис вообще воспроизводят не критически, не договаривая, что никакое информационное поле не является абсолютно прозрачным для всех пользователей. В этой ситуации библиотека становится не просто книжным маяком, а маяком методологическим, и в этом океане информации может направлять своих читателей. 

— Как раз об этом в интервью ЛибИнформу говорил проректор по цифровизации Томского Политеха Александр Фадеев: библиотеки не видят эту возможность для себя и не оказывают методологическое сопровождение сотрудников и студентов.  

— Я читал это интервью, мне эта точка зрения показалась интересной, но здесь есть один важный момент. Только став директором библиотеки, я прочувствовал эту проблему до конца. Я бы не стал утверждать, что библиотечная корпорация не готова стать методологическим маяком. Многие готовы и даже пытаются что-то делать, но степень эффективности этой деятельности зачастую невысокая. 

Дело в том, что среднестатистический читатель университетской библиотеки, который недавно выпустился из школы, вообще не понимает, что такое библиотека. Его представление о ней не соответствует тем функциям, которые библиотека выполняет. В Александрийской библиотеке, где не было никакой информатизации, а только книги, было много читателей, которые с этими книгами работали. 2000 лет назад библиотеки были более интересны людям с точки зрения выполнения интеллектуальных задач, чем в представлении современного школьника. 

Когда сегодня студенты приходят в библиотеку, у них нет запроса на фильтрацию информации, на сложные алгоритмы работы, на аналитику, на умение определять фейки, на верификацию. В каком-то смысле это вызов для библиотечной профессии, но это и приговор другим образовательным институциям. Что происходит в школах, что у обучающихся нет запроса на умение искать и анализировать информацию? Что происходит во многих вузах или во многих программах большинства вузов? 

Мы живем в цифровую эпоху, и работать с информацией нужно учиться. Это как кататься на велосипеде, как водить машину, как дышать. Спортсменов же учат дышать. Они что: дышать не умеют? Умеют, конечно, это естественная деятельность, но в зависимости от того, как они это делают, у них будут либо хорошие показатели в спорте, либо плохие. 

Людей нужно учить читать, писать, искать и анализировать. Когда эта потребность будет актуализирована у студентов, они придут в библиотеку с совершенно другим запросом. 

— Может, обучающие курсы по работе с информацией, которые проводят библиотеки, сделать обязательными для всех первокурсников? 

— Подобные методологические курсы я как специалист по работе с научной информацией вёл в нескольких университетах. В МГУ читал курс по поиску информации для политологов, в РАНХИГС — курсы, на которых студентов учили искать информацию во всех доступных базах данных, делать аналитическое библиографическое описание. Собственно, и в ТюмГУ меня пригласили проводить курс по аналитическому чтению, на котором мы ставим навык осознанной работы с источниками. Он обязателен для всех студентов.  

Для магистров и аспирантов мы доделываем видеокурс по работе с научной информацией. Постараемся превратить его в полноценный факультативный модуль.

Многим библиотекам кажется, что у них тоже есть методологическая составляющая. На всех отраслевых конференциях, где я начинал говорить про то, что надо развивать методику работы с информацией, мне отвечали: у нас это уже есть. Спрашиваю: сколько времени у вас занимает эта работа? Оказывается, 2 часа. Мне полугодичного курса мало — как вы можете за два часа изменить у вчерашних школьников навык, который нарабатывался годами? Представьте первокурсника, который всегда считал, что в библиотеке в лучшем случае можно получить учебники в начале учебного года. Навыка поиска у него никогда не было, и за два часа он точно не сформируется. 

Первое знакомство с библиотекой — это хороший момент для того, чтобы установить контакт, понравиться студенту, расширить его представление о библиотеке. Но после этого нужно грамотно, методично и профессионально предложить студентам помощь в освоении работы с источниками.

То же самое касается сотрудников университета. В ТюмГУ все новые работники, и административный персонал, и преподаватели, при знакомстве с университетом обязательно посещают библиотеку. Мы им рассказываем о доступных ресурсах, показываем помещения, где можно проводить мероприятия, лекции. Для нас важно, чтобы они знали: библиотека — это не просто книжные полки, это еще и пространство, и сервисы.

Методисты в библиотеке 

— Как Вы считаете, появятся ли в перспективе в университетских библиотеках специалисты, которые сегодня считаются небиблиотечными? Кто это будет?

— Каждый раз, когда в библиотеке появляется что-то новое, я задумываюсь: а хорошо ли мы представляем себе старое. Может быть, новое — это то, чего раньше мы просто не замечали? 

Вот сейчас часто фигурирует пример, что библиотекам нужны ИТ-специалисты. Вроде как раньше специалистов по работе с базами данных не было, а теперь они нужны. Машиночитаемых баз в советское время действительно не было, потому что очень небольшое количество библиотек тогда обладали компьютерами. Но были каталогизаторы, которые анализировали то, как используется фонд, были методики анализа использования фонда. По сути это и было управление информационными потоками и комплектованием на основе данных. Мне могут возразить, что всё это существовало на совершенно другом уровне, нежели сейчас. Так ведь и современные методы работы с данными через 20–30 лет будут казаться примитивными.

Я не вижу большого потенциала для каких-то невероятных прорывных идей о том, как мы в будущем научимся собирать данные и на их основе принимать решения. Проблема не в том, как анализировать, а в том, как понять, какие данные нужны для осмысленного принятия решений. 

Куда более интересным мне представляется другое направление развития библиотек — в сторону методики формирования навыков. В нашей библиотеке этот фокус становится все более ясным. Пару месяцев назад нам передали центр методической поддержки преподавателей. Теперь у нас есть методисты, которые работают с преподавателями, и для меня большой вопрос — это новая библиотечная специальность или нет? 

На мой взгляд, раньше библиотека выполняла методическую функцию. Я еще застал знаменитую курилку в Ленинке и помню, как там собирались люди, которые вместе с разными несерьезными историями попутно рассказывали про свои исследования, про то, что интересного происходит в науке. Там и читальный зал был не просто местом, где посетители молча сидели над книгами, это было пространство для обсуждений, дискуссий, читательских клубов. На мой взгляд, все это развивало культуру и методику чтения и было бы полезно и сегодня. Поэтому мы приняли решение усилить методическую роль библиотеки, которая могла бы рекомендовать преподавателям не только подборки книг, но и формы организации занятий, самостоятельной деятельности студентов, проектной работы.

«Библиотеки — жертвы собственной эффективности»

— Кто для Вас в университете главный союзник, может, даже амбассадор в продвижении Ваших возможностей, Вашей пользы?

— Как человек, который высоко ценит исследовательскую культуру, методологию, верификацию, я, скорее, ориентирован на научную составляющую работы библиотеки. Самый массовый читатель в университете — студенты. Они — наши послы доброй воли и качественной исследовательской практики. Это не значит, что они должны стать учеными, это значит, что они должны задавать себе сложные вопросы и искать на них сложные ответы. Мозги надо тренировать, иначе их не будет. 

Исходя из личных ценностей, я пытаюсь донести до максимально широкой аудитории, что библиотека — это способ получить доступ к адекватной информации, получить навык самостоятельного определения адекватности, и тем самым стараюсь изменить ошибочное мнение, что любую книгу можно найти в интернете. Неправда, не найдете вы там любую книгу. Я лет 20 работаю с научным сектором интернета (еще студентом очень любил искать источники), знаю, что и где я могу найти, а чего там нет, как бы долго ни искал.

— Вы затронули тему позиционирования библиотеки перед студенческой аудиторией. Но кроме читателей есть еще ректорат, и для библиотек его мнение тоже важно. Многие библиотеки сетуют на то, что руководство их не замечает, не ценит, хотя они делают много важного, нужного для вуза. Как им исправить эту ситуацию? И надо ли это делать?  

— А какой смысл печалиться по этому поводу? Библиотека и правда не самое привлекательное место, во всяком случае, есть локации поинтереснее. Нам, сотрудникам, кажется, что каждый приличный человек должен любить библиотеки, но это же наивно так думать. Многие с ностальгией вспоминают, как раньше все ходили в библиотеки, читальные залы были заполнены. Ходили, только зачастую, чтобы там поспать или просто потому, что больше пойти было некуда. А сейчас есть куда пойти и есть чем заняться. Можно винить во всем культурную деградацию молодежи, а можно предложить им что-то более интересное.

В тезисе: «мы такие классные, такие эффективные, но почему-то непопулярные», на мой взгляд, нет противоречия: можно быть классным в одном, а люди к вам ходят за другим. Функция библиотеки не в том, чтобы сюда все ходили, мы не можем быть суперпопулярными. Давайте поймем, кому мы можем быть полезны, и будем работать на эту аудиторию. 

Библиотеку не замечают в ректорате? Послушайте, у вузовских управленцев очень специфический взгляд на всё, что происходит в университете. Они заняты общей стратегией развития всего университета, либо конкретным решением локальной задачи. О том, что библиотека выполняет ряд функций, крайне важных для существования университета, они не думают вообще. Знать о существовании такого подразделения и вспоминать о нем — это совершенно разные вещи. Если в библиотеке все хорошо налажено, то никто и не обратит внимание на то, что она выполняет задачи, которые бы у других подразделений заняли больше времени и сил.

Наша библиотека, к примеру, включена в процесс найма новых сотрудников. Каждый конкурс кадровой комиссии сопровождается проверкой списков по этому сотруднику в библиотеке. Мы же проверяем РПД преподавателей, а их бесконечное количество. Это очень важная, значимая работа, но никто за пределами библиотеки о ней не думает. При этом, когда некоторых преподавателей спрашивают, нужна ли им библиотека, они говорят: не нужна. То есть его через библиотеку устроили на работу, каждую его РПД там проверяют, в репозитории библиотеки он размещает свои статьи, но библиотеку он при этом считает ненужной. Я не раз говорил: библиотеки — жертвы собственной эффективности. 

Так что в конечном счете дело не в том, чтобы нас ректор любил. Большинство руководителей люди прагматичные, они исходят из того, что если какое-то подразделение не выполняет полезных другим подразделениям функций, то возникает вопрос, а надо ли выделять ему ресурсы? Поэтому нам не на ректора нужно работать, а на университет. Если мы работаем на университет, то и ректор будет доволен. 

— Об этом же мы говорили с директором научной библиотеки Томского госуниверситета Артемом Васильевым, который, отвечая на такой же вопрос, сказал примерно следующее: ректору вообще не интересно, чем занимается библиотека, ему важно, что она делает для университета. 

— Так и есть. Вы знаете, мне кажется, здесь вот еще в чем проблема. Когда начинаются все эти стенания по поводу того, что «нас не замечают», в этом есть ложно понятая собственная ценность. Мы, безусловно, остаемся институтом культуры, институтом памяти, храним и транслируем информацию, помогаем каждому новому поколению с ней работать, и это исключительно важная наша функция. Но храня и транслируя культуру, мы не становимся ей равноценны. Если вы хранитель полотна великого мастера, вы не становитесь равноценны художнику, создателю.

Мы, сотрудники библиотек, как и сотрудники музеев и других институций, которые работают в сфере культуры, должны предоставлять доступ и к ее лучшим, и к самым рядовым образцам, и этим удовлетворять самые разные интересы аудитории. Но мы — не сама культура, мы — не наука, не образование. Нашей ценности это не умаляет, ведь мы организуем информационные процессы так, чтобы и культура, и наука, и образование стали доступнее и понятнее самым разным людям.