Образование, книги, периодика и
библиотеки в электронном веке
Никита Елисеев: Толстые литературные журналы должны выходить в Интернет
Никита Елисеев, литературный и кинокритик, Санкт-Петербург
Институт литературной критики, который формировал книжные вкусы не одно столетие, трансформируется. Могут ли любительские отзывы заменить профессиональные статьи, а популярные книжные премии служить надежным гидом? Что ждет «толстые журналы»? Мы пришли с этими вопросами к петербургскому литературному и кинокритику Никите Елисееву.
— Никита Львович, действительно ли сегодня литературная критика проходит сквозь «кризис жанра»?
Н. Л.: Сейчас времени созвучен жанр миниколонки, минирецензии, в которой можно быстро и четко рассказать читателю о том, что стоит читать, а что нет. И в литературную критику пришли люди, которых замечательный литератор и критик Борис Рогинский назвал «этикеточниками». Наподобие тех, кто работает в дизайне, они кратко и в лучшем свете могут представить книгу, вызвать желание ее прочесть. Но даже в этом случае автор остается литератором, лучшие из «этикеточников» хорошо и профессионально пишут. Образцовый для меня литератор и критик современности, недавно умерший Самуил Лурье тоже писал миниколонки, совсем небольшие, которые умудрялся превратить в жемчужину. Минирецензия тоже может быть хорошо в литературном смысле сделана. Критик Лев Данилкин, как бы я ни относился к нему в силу его идейной позиции, очень хорошо пишет и является замечательным литератором.
— Бытует мнение, что литературная критика как институт себя исчерпала, ее заменили любительские отзывы и обзоры...
Н. Л.: В свое время я и сам отдавал дань этому сказу. Но сейчас задаюсь вопросом: разве на заре своего появления литературная критика была чем-то другим? А. С. Пушкин встретил публикацию «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя совсем небольшой заметкой, в которой упомянул, что типографские рабочие буквально «помирали со смеху», набирая эту книгу. В этом вся суть рецензии, определившей настоящий успех книги. Чем она отличается от современного упоминания в социальной сети: «Увидел, как человек читал в метро и едва сдерживался от смеха, заглянул, оказалось, что книга называется...»?
— Любительское мнение, выраженное в социальных сетях, и профессиональное мнение — не одно и то же...
Н. Л.: Любительское мнение тоже может быть выражено четко и ясно, вызвать желание прочитать эту книгу — чем же оно не профессионально? То, что современная литературная критика не влияет и не направляет, спорное утверждение. Широко известно, что после рецензии Льва Данилкина повышается рейтинг продаж, люди идут и покупают книги. Субъективно, мне бы хотелось, чтобы после рецензии Самуила Лурье покупались книги, эстетическая и идеологическая позиция Данилкина мне не близка, но он угадал общественный тренд и умеет эффектно и профессионально указывать на книги.
— Вы говорите о повышении продаж, но разве они говорят о художественной ценности книги?
Н. Л.: Здесь нет прямой связи. Высокие продажи говорят о том, что книга пользуется популярностью. Если автор популярен, значит, он угадал нечто важное и попал в болевую точку. Однажды в молодости я стал критиковать кого-то из звезд, и отец сказал фразу, которую я запомнил: «Слава никогда не бывает незаслуженной!» Незаслуженным бывает только бесславие, кого-то могут незаслуженно не заметить или забыть. Б. Акунин, З. Прилепин, А. Проханов, Д. Быков — все они заслужили свою популярность, нечто очень важное поймали в обществе. Популярность книги — всегда свидетельство важного в ней, хороший критик обязан это заметить и отозваться. Может отозваться резко, как Самуил Лурье на роман З. Прилепина «Санькя», написавший разгромную рецензию, которая многое предсказала. Может написать восторженную рецензию, какими встречает сочинения А. Проханова Лев Данилкин. Главное — он должен понимать, что популярность не бывает напрасной, другое дело, что он должен обращать внимание читающей публики и на то, что ею было не замечено в силу ряда причин.
— Классическая литературная критика обеспечивала связанность контекста. Сегодня кажется, что она фрагментарна и не дает глубокого анализа.
Н. Л.: Мир стал фрагментарным... Да, В. Белинский писал статьи по 50 страниц, из которых пятую часть составляли цитаты из сочинений, которые он анализировал. Теперь так вряд ли кто-то пишет. Однако не следует забывать, что Белинскому платили полистажно, за количество написанного текста. И именно он сформулировал главную задачу литературной критики, абсолютно искренне и ничуть не цинично: «Сберечь кошелек читателя!» Чем эта позиция классика отличается от позиции любого человека, который пишет в Живом журнале, Фейсбуке или даже толстом журнале? Вы говорите о контексте, но человек всегда погружен в контекст. Общественный контекст не может быть утерян. Когда проходит время, все встает на свои места. Ф. Шлегель назвал историю «угадывающей назад», потому что лишь по прошествии времени становится ясно, кто на каком месте стоит и можно провести линии. Находясь внутри, мы этого не видим, это выглядит как отсутствие контекста. Но это не так, пройдет сто лет и станет ясно: этот автор здесь, а этот здесь.
— Связанность и глубину контекста всегда поддерживали и толстые литературные журналы...
Н. Л.: Да, это действительно проблема, что такой важный институт культуры в России, который уже отсутствует во всем мире — толстые литературные журналы — умирает сейчас без государственной поддержки. Министерство культуры нанесло последний удар, перестав финансировать библиотеки в той части, которая касалась закупок журналов. Толстые журналы всегда были мощным подспорьем, которым обладали Чернышевский, Добролюбов, Белинский, Мережковский, Лакшин, здесь публиковались огромные статьи с далеко идущими выводами и большими цитатами. «Звезда», «Нева», «Новый мир», «Знамя», «Наш современник»... Будет действительно печально, если они исчезнут, потому что, как верно писал Дмитрий Быков, «культура — от избытка». Закрыть толстые журналы и библиотеки, потому что есть социальные сети и Интернет — это антикультурная позиция. Культура должна быть избыточной, в ней должно быть много лишнего. В толстых литературных журналах нет необходимого, необходимое — для экономики, но не для культуры. Культура начинается там, где кончается необходимое и начинается свобода и избыток. Конечно, если такое избыточное явление, как толстые журналы, исчезнет, это будет шаг к обеднению русской культуры, которая всегда была литературоцентричной.
— Могут ли служить ориентиром литературные премии? На что они указывают: на эстетическую или коммерческую ценность книги?
Н. Л.: Литературные премии никогда не указывали на коммерческую составляющую, за редким исключением. Лучшая премия в России, конечно, «Национальный бестселлер» Виктора Топорова. Он набирает не профессиональных критиков, потому что у нас «замылен взгляд», а образованных читающих людей из среднего класса, которые прочтут и выберут на свой вкус. Все книги, премированные собираемым по его правилам жюри, как бы я к ним не относился, очень точно фиксируют состояние литературы. З. Прилепин, А. Проханов, Э. Кочергин, К. Букша — их книги написаны действительно хорошо и показывают болевые точки.
— В одном из своих выступлений Вы высказали мнение, что литературная премия не может быть «навигатором», но может быть «срезом литературной жизни». То еесть премия не показывает высшие достижения?
Н. Л.: Современники имеют право на недооценку. Пример из классики: при жизни Ф. Достоевский, величина номер один русской литературы, никогда не шел среди первых, скорее, где-то в середине ряда, считался крепким беллетристом. Возможно, он и вошел бы в шорт-лист, но первую премию бы не взял, она досталась бы «Анне Карениной» Л. Толстого. Современники всегда будут не замечать настоящие достижения, поэтому, нельзя сказать, что литературная премия показывает самое лучшее. Публика имеет право на недооценку.
— По каким параметрам выдвигаются претенденты на премию? Высокие продажи?
Н. Л.: Нет, только не продажи! Литературные премии с самого начала учреждались вовсе не по поводу самых продаваемых книг. Премия дается эстетически сильной книге, а какая это книга? Та, которая бередит и волнует. «Санькя» З. Прилепина — очень крепкая книга, которая верно рассказывает, что в провинциальных городах сложилась огромная прослойка полуобразованных бедных молодых людей, заряженных разрушительной социальной ненавистью. Это блистательный социологический анализ, совершенно некоммерческий.
Настоящая литература не дает ответа, а всегда ставит вопрос, и чем сложнее и мучительнее он будет, тем лучше будет в эстетическом отношении книга. А сложность и мучительность часто не продаются. Поэтому любая литературная премия учитывает эстетическую составляющую — только и исключительно! Хотя, в самом названии «Национального бестселлера» заложено противоречие: некий элемент продаваемости все-таки должен браться в расчет, как указание на то, что это понравилось. Но, будь то «Букер», «Антибукер», экспериментальная премия Андрея Белого, продаваемость вовсе не главное. Литературные премии создавались как элемент поддержки сложной литературы, ставящей сложные вопросы. В молодости я премии много критиковал, а сейчас думаю, нет, они дают верный срез.
— Все-таки премии указывают на некие достижения...
Н. Л.: Хорошо, вы загнали меня в угол, можно сказать, что они указывают на художественные достижения с точки зрения современных критиков.
— Современники по достоинству не могут оценить?
Н. Л.: Не всегда. Человеческое общество очень сложно, недооценка современников есть некий тренд, другое дело, что полного забвения почти никогда не бывает. Нельзя сказать, что У. Шекспир недооценивался современниками, он делал сборы, его драмы любили царственные особы, но он входил в плеяду, считалось, что таких, как он, много, и только со временем выяснилось, что он превосходит всех. Так всегда бывает. В советском обществе не публикой, а государством были отсечены целые пласты литературы, поэтому для нас очевидна эта недооценка. Но заметьте, я говорил не об ошибках современников, а недооценке. В принципе современники понимали, что Ф. Достоевский очень хороший писатель, они не понимали, что он звезда первой величины. С литературными премиями то же самое: мне может не нравиться Михаил Шишкин, мне кажется, что это дутая величина, а вполне возможно, что я ошибаюсь...
— Не пугает, что литературная критика вытесняется «имхонетом»?
Н. Л.: Конечно, то, что происходит в социальных сетях, засилье троешников и хамства, часто пугает. В то же время радует, когда вижу грамотные, великолепно написанные заметки, рецензии и даже статьи. Я и сам большие статьи в любом объеме, хоть 5 тыс., хоть 20–40 тыс. знаков, легко размещаю на сайте Публичной библиотеки, кто захочет, тот прочитает. Редактор любого толстого журнала сказал бы, что такая большая статья про одну книгу — это странно, а Интернет безразмерен. Наши достоинства продолжение наших недостатков. Интернет рассчитан на лихость, эффектность и краткость. Есть живые журналы, политические и литературные, которые мне нравятся, есть люди с именем: живые журналы Татьяны Москвиной, Татьяны Толстой, Андрея Мольгина просматриваются очень активно. Думаю, толстым литературным журналам тоже нужно нырять в просторы Интернета и учиться открывать жемчужины.
Сегодня библиотеки активно осваивают Интернет-пространство: ведут группы в социальных сетях, создают тематические блоги. Помогает ли сеть решить главную задачу любой библиотеки — привлечь аудиторию к чтению? Вот два успешных проекта американских библиотек, которые принесли им популярность и мотивировали зарегистрироваться новых читателей.
Вячеслав Петряков, генеральный директор издательства «Флинта»
Образовательная литература сегодня находится в двойственной ситуации: тиражи печатных книг падают, однако расширяется их ассортимент, а роль электронных продаж все возрастает. О том, как удается находить баланс между печатными и электронными изданиями и поводах для оптимизма, мы поговорили с Вячеславом Петряковым, генеральным директором издательства учебной литературы «Флинта».
Оксана Ахметова, сказкотерапевт, ассистент Международного Института Комплексной Сказкотерапии, Санкт-Петербург
Чтение — часть психологической культуры. Цифровые технологии радикально изменили нашу культуру чтения. На смену глубокому чтению-погружению в текст печатной книги пришла привычка к интернет-серфингу, простому считыванию слов с экрана. Задумывались ли мы, что по своей природе эти состояния глубоко различны?