Образование, книги, периодика и
библиотеки в электронном веке

Антиплагиат: ситуация в корне меняется, но заблуждения все еще есть

С момента вступления в силу Приказа № 636 Министерства образования и науки РФ, установившего требования к вузам по сбору выпускных квалификационных работ (ВКР) и проверке их на заимствования, прошло почти 2 года. О том, как изменилась ситуация с плагиатом в Высшей школе после вступления в силу Приказа, какие основные заблуждения по оценке процента заимствований в ВКР преобладают среди пользователей и какие этические моменты возникают в связи с выявлением недоброкачественных диссертаций, мы расспросили Юрия Чеховича, исполнительного директора компании «Антиплагиат».

— Юрий Викторович, с момента создания компании «Антиплагиат» прошло 12 лет. Для эры российского Интернета это огромный срок. Ваше фирменное название давно стало нарицательным. А с 2016 г. проверка на заимствования эволюционировала в обязательную процедуру для всех ВКР. Вы довольны результатами своего труда?

И да, и нет. С одной стороны, за прошедшие 12 лет удалось сделать довольно много: разработали первую отечественную систему обнаружения заимствований, вывели ее на уровень российского стандарта де-факто, добились осознания значимости проблемы не только среди преподавательской среды и менеджмента высших учебных заведений, но и у высшего руководства страны. Сейчас уже нет того ужасного положения, которое было в середине нулевых, когда студенческие работы сдавали «из Интернета», не читая, когда ежегодно защищалось более 30 тыс. диссертаций.

С другой стороны, пока еще рано почивать на лаврах. Предстоит сделать еще очень много, как для развития самого сервиса обнаружений заимствований, так и для выработки правильного понимания его места в научно-образовательной системе.

— После Приказа № 636, вероятно, ужесточилась конкурентная борьба между компаниями, предоставляющими услуги, аналогичные «Антиплагиату». Появились ли на рынке новые игроки, у всех ли одинаковое качество проверки?

Я бы сказал, что на сегодняшний момент обозначилось начало конкуренции, что естественно. Несмотря на то что за последние два года на российском рынке систем обнаружения заимствований появились новые игроки, серьезная конкуренция пока не началась. В первую очередь, это связано с тем, что для новых российских игроков обнаружение заимствований не является единственным или хотя бы главным видом деятельности. С нами конкурируют разработчики электронно-библиотечных систем, для которых обнаружение заимствований это «еще одна функция». Естественно, что этим решениям трудно обеспечивать ключевой аспект качества проверки: полноту охвата источников. При этом отмечу, что среди новых решений уже наметилось расслоение в подходе. Помимо тех, кто действительно пытается сделать конкурентоспособные решения, есть и такие, кто откровенно позиционирует свои решения как средство для формального соответствия вузу Приказу № 636. То есть вузу предлагается «поставить галочку» в отчетности, а реально обнаруживать заимствования никто и не собирается. Самое неприятное в этой ситуации, что ответственность за такой формальный подход будет нести вуз, а не поставщики фейковых решений.

— Насколько ответственно вузы подошли к новым требованиям Минобразования, или, как это бывает, для большинства Приказ № 636 лишь формальность?

Я бы не стал делить отношение вузов к обнаружению заимствований на категории «до приказа» и «после приказа». В 2012 г., когда Д. А. Медведев выступил с видеообращением по вопросу плагиата в студенческих работах и диссертациях, системой Антиплагиат пользовались 140 крупнейших российских вузов. В середине 2015 г., когда приказ был подписан, таких вузов было 450. В начале 2016 г. — 510. А в начале 2017 — 650. Действительно, некоторая часть вузов использует систему лишь «для галочки». Но число учебных заведений, подходящих к вопросу с пониманием содержательной важности вопроса, с каждым годом неизменно растет.

— Какие вузы из Ваших пользователей наиболее последовательны по части борьбы с плагиатом, на кого стоит равняться?

Я бы не стал перечислять названия вузов, так как мне бы пришлось дать перечень из нескольких десятков учебных заведений, каждое из которых могло бы быть примером для других в том или ином аспекте использования системы. Кто-то хорошо решил организационные вопросы, кто-то сделал добротную it-интеграцию, кто-то развивает собственную экспертизу. Но в целом ощущение, что все мы находимся в середине пути, который еще предстоит пройти. Только каждому немного со своей стороны.

— В университетских блогах не утихают дискуссии о том, какой процент «заимствований» допустим в квалификационной работе. Это к вопросу об основных заблуждениях. Как мы понимаем, они остаются? Появились ли новые?

К сожалению, да. Вера, что принятие решение о результатах проверки на заимствования сводится к тому, чтобы сравнить процент оригинальности с каким-то пороговым значением, остается. Мы сейчас проводим разъяснительную кампанию с вузами по удалению из локальных актов требований к пороговым значениям. Объясняем преподавателям и менеджменту, что ключевой вопрос: есть ли в работе некорректные заимствования с точки зрения требований предъявляемых к работе или нет? А доля авторского текста в работе (т. е. «процент оригинальности») сама по себе не позволяет принять это решение, без работы с полным отчетом.

Другое живучее заблуждение — это необходимость дать студенту возможность проверить свою работу перед сдачей и внести изменения, т. е. потренироваться. Это заблуждение напрямую вытекает из абсолютизации процента. В подавляющем большинстве случаев студент, проверив, начинает перелицовывать работу, чтобы подогнать процент под вузовские критерии.

— Часть студенческого сообщества боится несправедливо заниженных оценок. «Антиплагиат» может ошибаться? Какой алгоритм действий в случае, если оригинальная работа не проходит проверку?

Вот видите, вы тоже находитесь под воздействием «веры в процент». Давайте разберемся, что значит «не пройти проверку» и «возможность ошибки». «Не пройти проверку» можно только, если не вовремя отправить работу в систему. Во всех остальных случаях работа будет проверена. А к возможным ошибкам я предлагаю относить случаи, когда «Антиплагиат» выделяет оригинальный авторский текст, указывая, что он обнаружен в других источниках. И таких ситуаций практически не наблюдается. Когда говорят про ошибки и несправедливо заниженные оценки, то ссылаются на то, что система отмечает действительно неавторский текст, снижая «процент оригинальности», выводя его за рамки пороговых значений, установленных вузом.

Проблема в такой ситуации, заключается в том, что преподаватель не поработал с отчетом и не отключил те источники, присутствие которых в работе оправдано целями работы.

— В Интернете каждый день появляются новые ресурсы с громкими заголовками: «Как обмануть систему», «Как повысить оригинальность диплома», «10 способов хакнуть Антиплагиат». А реально ли обмануть алгоритмы поисковика?

Таких предложений действительно много. Складывается ощущение, что работает целая индустрия. Почти всегда на самом деле речь идет не об обмане поисковика, а об обмане преподавателя, который принимает работу. Почти всегда, обман рассчитан на то, что преподаватель не будет просматривать отчет, а проверит только процент. Поэтому рецепт для преподавателей от всех обманов достаточно прост: обязательно смотрите отчет и сравнивайте с той работой, которую вам сдал студент. Если есть текстовые несоответствия — это попытки обмана.

Впрочем, «Антиплагиат» тоже не стоит на месте. Мы изменили внутренний процесс загрузки документов и проверяем документ на наличие попыток такого обмана. И если выявляем несоответствие, то предупреждаем об этом преподавателя.

— Проводите ли Вы для своих пользователей какие-либо обучающие вебинары или специализированные конференции по ключевым проблемам и техническим вопросам?

В последнее время мы наращиваем нашу активность в области взаимодействия с пользователями. Примерно год назад мы запустили программу вебинаров. Мы подготовили несколько актуальных тем и работаем по ним с пользователями. За прошедший год мы обучили несколько тысяч преподавателей и не собираемся останавливаться на достигнутом, так как популярность вебинаров только возрастает. Помимо тем, которые интересны широкому кругу пользователей, проводятся узкоспециализированные вебинары, например, по использованию системы «Антиплагиат» через API.

Кроме того, хорошей практикой оказалось проведение совместных семинаров в крупных образовательных центрах вместе с партнерами. В первую очередь, издательством «Лань». Мы провели в 2017 г. несколько выездных мероприятий и, надеюсь, в будущем будем расширять эту практику.

— Если возможно, расскажите подробней о новой версии «Антиплагиата». Что хорошего нас ждет?

Я думаю, что рассказ обо всех усовершенствованиях выйдет далеко за рамки интервью. Достаточно сказать, что наша разработка вышла на стабильный двухнедельный цикл выпуска обновлений. В каждом обновлении пользователи автоматически получают те или иные изменения — это расширение функциональных возможностей, улучшение надежности, производительности, эргономики.

Новая возможность, о которой необходимо упомянуть — это обнаружение переводных заимствований. Теперь «Антиплагиат» умеет обнаружить в русскоязычных текстах фрагменты, переведенные с английского. Для тестирования новой возможности мы проверили примерно 2,5 млн русскоязычных статей из журналов, входящих в Российский индекс научного цитирования (коллекция Elibrary. ru) и обнаружили несколько тысяч статей, содержащих переводные заимствования в значительных объемах. То есть технология работает. Вузы активно подключают новый модуль для проверок.

— В одном из своих интервью Вы отметили, что привычка к «копипасту», пиратство, отсутствие элементарной кибер-этики —— это не результат «местного российского менталитета», а нехватка технической и правовой базы, подразумевающей неотвратимость наказания. Правовая и техническая база есть, а какова должна быть мера ответственности для лиц, укравших чужой труд?

Во-первых, я бы не стал говорить в настоящее время о наличии полной правовой базы. Есть только основы, которые требуют выполнять проверку на заимствования. Но практически отсутствует методическая база в части квалификации обнаруженных заимствований. Это то, что еще предстоит наработать. Во-вторых, неотвратимость наказания сама по себе не говорит о серьезности меры ответственности. Речь идет о том, что рано или поздно наказание последует. При этом, если говорить о практике обнаружения заимствований, то в подавляющем большинстве случаев я бы говорил не о краже чужой интеллектуальной собственности, а о мошенничестве с целью подтверждения квалификации. Ведь диплом или диссертация — это работа, которая должна подтверждать квалификацию автора.

Что же касается меры ответственности, то зарубежная практика в этом вопросе отличается большой жесткостью. Достаточно одного случая некорректного заимствования, чтобы быть отчисленным из учебного заведения, лишится права обучения в ряде учебных заведений, лишится должности или права на профессию. В целом я согласен с таким подходом. Ведь никто не хочет, лечится у врача, который списал свой диплом, отдавать детей в школу, где преподают неквалифицированные учителя. Никто не хочет, чтобы страной управляли люди, заплатившие за диплом или диссертацию.

— Как по-Вашему, публичные скандалы с обвинениями в плагиате известных деятелей, впоследствии лишенных по решению ВАК научных степеней и должностей, — это хорошо, правильно? Этично ли освещать подобные истории в СМИ?

А если известный деятель украдет кошелек или совершит убийство? Освещение в СМИ такого случая, полагаю, будет этичным. Почему же мы сомневаемся в этичности освещения случаев, в которых ставится под сомнение квалификация человека, как правило, занимающего высокий пост? Я вижу здесь два фактора. Первый связан с разницей в потенциальном ущербе для того, кого обвиняют, и того, кто обвиняет. Человек, которого обвиняют, может потерять много и непосредственно в течение скандала вне зависимости имеет ли скандал основания. Человек (или группа людей), которые инициируют скандал, скорее приобретают (в любом случае, даже если впоследствии обвинение не подтвердится) и даже, если необоснованность обвинений впоследствии не подтвердится, то ущерб для обвиняющего будет минимальным. В некоторых древних правовых системах была норма, по которой доносчик в случае ложного доноса нес такую же ответственность, какую мог понести тот, на кого он доносил.

Второй фактор связан со сложностями, которые возникают при экспертизе заимствований. Оценить вклад автора в работу, как правило, может очень небольшое количество людей. Особенно, если в случае сложных технических или естественнонаучных дисциплин. А для массового потребителя СМИ доступна только информация о наличии скандала. А вот «он украл или у него украли» для большинства не очень важно.

В целом проблема со скандалами вызвана значительной дискредитацией в течение 20 постсоветских лет системы присуждения ученых степеней. Диссертационные советы, Высшая аттестационная комиссия, в некоторой степени Российская академия наук фактически не занимались отбраковкой недобросовестных соискателей. В результате возникшего вакуума мы получили десятки тысяч лже-диссертаций и скандалистов, которые эти диссертации разоблачают.

— Целесообразно ли подвергнуть проверке все диссертации, защищенные, скажем, начиная с 1991 г.? Стоит ли таким жестким способом защитить репутацию российской науки в целом?

Подвергнуть проверке диссертации несложно. Компания «Антиплагиат» вместе с Российской государственной библиотекой и Государственной публичной научно-технической библиотекой в рамках проекта «Научный архив» проверила все диссертации, защищенные в России после 2000 г. Другое дело, что после автоматической проверки требуется проведение экспертизы, так как только человек может принять решение о корректности обнаруженных заимствований. И даже после этого возникает вопрос: что делать с результатами. Сама по себе проверка не защитит репутацию. Я думаю, что необходимо, в первую очередь, обеспечить нулевую терпимость к некорректным заимствованиям тех диссертациях, которые защищаются сейчас и будут защищаться в будущем.

— Возможно ли, что через несколько лет ряды соискателей степеней значительно поредеют? У Вас есть прогнозы?

Этот процесс идет уже сейчас. Во второй половине нулевых годов защищалось более 30 тыс. диссертаций ежегодно. Сейчас — около 15 тыс. И, на мой взгляд, это признак оздоровления.

— Осмысляя процесс модернизации ВО в России, в частности, установление связи между ЭБС и сервисом «Антиплагиат», сколько времени потребуется для полного перехода на новый, качественный уровень?

Очень сложно прогнозировать именно сроки. В 2005 г., когда запускали «Антиплагиат», мы думали, что 2–3 года будет достаточно, чтобы все начали пользоваться. Но потребовалось 5 лет, чтобы вузы начали массово подключаться. И целых 10 лет потребовалось МОН РФ, чтобы выпустить требование проверять выпускные квалификационные работы. А ведь все это только начало пути.

Уверен, что взаимодействие ЭБС, как держателей контента, и системы «Антиплагиат», как сервиса, помогающего повысить качество контента, будет полезно всей системе: и ЭБС, и системе «Антиплагиат», и, что самое важное, российским вузам и НИИ. Эта польза будет по мере продолжения сотрудничества только нарастать.

— Когда же стоит ожидать взлета российской науки?

Не будем преувеличивать роль сервисов обнаружения заимствований в научно-образовательной системе. Да, это важный инструмент, но его влияние очень ограничено. Примерно так же, как применение радаров не способно само по себе уменьшить аварийность на дорогах. Думаю, что настоящий взлет российской науки может обеспечить привлечение к решению масштабных наукоемких задач. И мне очень хотелось бы, чтобы такие задачи были поставлены. Уверен, что потенциал для их решения у нас есть.

Интервью подготовила Анастасия Романова